Полный текст стихотворения «Творчество» Брюсова
Тень несозданных созданий Колыхается во сне, Словно лопасти латаний На эмалевой стене.
Фиолетовые руки На эмалевой стене Полусонно чертят звуки В звонко-звучной тишине.
И прозрачные киоски, В звонко-звучной тишине, Вырастают, словно блестки, При лазоревой луне.
Всходит месяц обнаженный При лазоревой луне… Звуке реют полусонно, Звуки ластятся ко мне.
Тайны созданных созданий С лаской ластятся ко мне, И трепещет тень латаний На эмалевой стене.
Размер и рифмовка
Строфа, которой написано стихотворение — октет с рифмовкой абабабабаб, или сицилиана. Стихотворение написано разностопным анапестом. Мужская рифма чередуется с дактилической, что делает речь похожей на слова запыхавшегося, взволнованного человека.
- «Юному поэту», анализ стихотворения Брюсова
- «Сонет к форме», анализ стихотворения Брюсова
- «Первый снег», анализ стихотворения Брюсова
- «Женщине», анализ стихотворения Брюсова
- «Грядущие гунны», анализ стихотворения Брюсова
- «Ассаргадон», анализ стихотворения Брюсова
- «Нить Ариадны», анализ стихотворения Брюсова
- «Сумерки», анализ стихотворения Брюсова
- «Я люблю…», анализ стихотворения Брюсова
- «Работа(Единое счастье — работа…)», анализ стихотворения Брюсова
- «Каменщик», анализ стихотворения Брюсова
- «Кинжал», анализ стихотворения Валерия Брюсова
- «К Медному всаднику», анализ стихотворения Брюсова
- «К самому себе», анализ стихотворения Брюсова
- «Близким», анализ стихотворения Брюсова
По произведению: «Всё кончено»
По писателю: Брюсов Валерий Яковлевич
Анализ стихотворения «Творчество» Брюсова
Вариант 1
Стихотворения Валерия Яковлевича Брюсова во многом наполнены символизмом и образностью. Они не всегда понятны читателю с первого раза, в них нужно вникать, перечитывать несколько раз, чтобы полностью осознать и впитать в себя их многогранные смыслы. К теме творчества он обращался, когда писал стихотворение “Юному поэту”. Для неподготовленного читателя его произведение «Творчество» может показаться бредом умалишенного человека.
«Творчество» было написано в марте 1985 года. Оно вошло в первый сборник стихотворений «Шедевры». В этом стихотворении поэт отображает сам процесс создания чего-то нового, творческий процесс, не совсем понятный обывателю. Именно эта непонятность, образность навевает на читателя ощущение безумия.
В стихотворении нет ни четкого лирического героя, ни логически связанных явлений. Все представляемое – образы, символы, процесс. В некой степени творчество противопоставляется логике, оно эфемерно, нелогично, разорвано. Творческий путь окутан тайной, мраком, размытыми несуществующими созданиями и тенями. Тайна эта раскрывается лишь тогда, когда процесс завершен, когда творец достигает желаемого и являет свое произведение миру.
Подчеркивает необычность и даже некий мистицизм и композиция стихотворения: каждая последняя строка в четверостишии повторяется во второй строке следующего. Это создает некую цикличность, замкнутость созидания. Образы в произведении создаются с помощью своеобразной лексики – «фиолетовые руки на эмалевой стене», «лопасти латаний», «звонко-звучная тишина».
Брюсов использует такие нехарактерные для литературы приемы, как цветопись и звукопись. Весь текст пронизан фиолетовыми и лазурными оттенками, эмалевая стена создает ощущение белого, хотя имеется в виду вовсе не ее цвет, а текстура. Аллитерация создает музыкальность произведения, несмотря на отсутствие какой-либо динамики. В совокупности поэт представляет странный, фантастический мир творческого процесса, наполненный цветом, звуком и, как ни странно, звонко-звучной тишиной.
Произведение написано четырехстопным хореем, стопа двусложная с ударением на 1‑м слоге, рифма перекрестная, с чередованием мужской и женской. В качестве литературных приемов используются эпитеты («фиолетовые руки», «на эмалевой стене»), метафоры («звонко-звучная тишина», «месяц обнаженный»), олицетворения («киоски вырастают», «звуки ластятся», «трепещет тень»).
Творчество иллюзорно и бесконечно, его нельзя постичь в полной мере. Иллюзорный образ растает, рассыплется на ярком свету под взором критика, не давая рассмотреть себя стороннему глазу, ибо такова его хрупкая природа.
Вариант 2
Валерий Брюсов был незаурядным человеком. Он был представителем символизма и развивал это течение согласно постулатам Рембо, Верлена, Маларме. Брюсов мог посвятить целое стихотворение бледным ногам. Но обычно героями произведений поэта становились сильные и также незаурядные люди. Брюсов находился под влиянием философии Ницше, и это заметно.
В стихотворении «Творчество», однако, конкретного героя нет. Повествование ведётся от лица некоего наблюдателя, отрешённого от происходящего. Он смотрит и описывает. И делает это причудливым языком, странными образами, которые, однако, образуют чёткую и ясную картину.
«Творчество» сложно описывать, как сложно описывать творческий процесс. Стихотворение воздействует больше на зрение, чем на слух. «Тень несозданных созданий колыхается во сне» — как это перевести в привычный язык? И тем не менее, образ довольно понятный. Его можно назвать причудами воображения того, кто увлечён творческим процессом.
Этот человек чертит звуки фиолетовыми руками на эмалевой стене. Здесь нельзя отождествить образ с созданием картины пальцами, потому что на стенах картины мало кто создаёт. Скорее, герой просто водит по стене руками. Почему они фиолетовые? Потому что действие происходит ночью. Посмотрите ночью на свои руки. Какого они цвета?
И тишина звонко-звучная. В ней происходит действо. Почему тишина звучит? Потому что работает воображение, память. Отсутствие звуков снаружи компенсируется наличием звуков внутри. Сознание воспроизводит свои звуковые картины, и их тоже можно назвать тенью несозданных созданий. Вот так тишина может звучать.
Из-под рук чудом вырастают прозрачные киоски, лазоревая луна. Как такое возможно? Здесь, по-видимому, описан процесс чистого творчества, божественного творчества, по недоразумению природы совершаемого человеком. Он просто водит руками по стене, и создаётся целый мир. Может, это ему только снится. Сон, где человек творит новую реальность. Язык стихотворения не опровергает эту интерпретацию.
И то, что было тенью несозданных созданий, стало тайнами созданных созданий. Творчество совершилось, и оно мило создателю. Непостижимый процесс творчества всё же можно выразить словами, что доказал Брюсов в своём произведении.
Вариант 3
Свое стихотворение В. Я. Брюсов написал 1 марта 1895 года. Это стихотворение вошло в его первый сборник лирики.
Читая стихотворение “Творчество”, невольно задумываешься: “Кто мог написать эти строки? Безумец, место которому только в психиатрической больнице”. Так считали и многие современники автора этих строк. Действительно, в стихотворении все необычно, не укладывется в рамки сознания. “Фиолетовые руки”, которые “чертят звуки”, “месяц обнаженный”, “звуки ластятся”…Бред, абсурд!
Но если взглянуть на картины Марка Шагала, кубические лица Пикассо — увидим, что само искусство того времен было абсурдным, но не лишенным смысла. Все это объясняется тем, что эпоха рубежа веков требовала новых форм в искусстве.
Необходимо также помнить, сто Брюсов- “отец русского символизма”. Именно ему принадлежат слова, что “символизм — поэзия намеков”.
В стихотворении “Творчество” Брюсов описывает то состояние, в коором пребывает творецц в минуту вдохновения. Автор говорит о двух мирах: реальном и ином мире, где уже есть все, что будет им создано. И если в начале стихотворения говорится о тени “несозданных созданий”, то в конце речь идет об уже воплотившихся творениях (“тайны созданных созданий”), но тем не мене полных тайн. Творчество продолжается, его невозможно постичь, оно хрупко, воздушно.
Брюсов соединяет в стихотворении зрительные и звуровые образы: “прозрачные киоски”, “звонко-звучная тишина”, ” при лазоревой луне”. Очень интересна композиция стихотворения, оно насыщено звуковыми повторами. Последняя строка превой строфы повторяется как вторая строка следующей строфы, а последняя строфа возвращает нас к первой.
Это интересно: Ранние стихи Мандельштама и зрелая лирика поэта.
Тема, основная мысль и композиция
Стихотворение написано тремя восьмистишьями (октетами), которые Брюсов не разделил пробелами. Очевидно, так он хотел передать непрерывность физического и интеллектуально-чувственного движения героя.
Эпиграфом стала первая строфа стихотворения Пушкина с одноименным названием: «Всё кончено. Меж нами связи нет». В нём лирический герой приходит к выводу, что любовь сотворена не для него, ведь он отвергнут возлюбленной и расстаётся с ней, продолжая любить и желая для любимой… новой счастливой любви. Лирический герой Брюсова тоже переживает расставание, но утешается по-другому.
Первое восьмистишье посвящено движению героя по ночному городу. Он чем-то возбуждён, но это счастливое возбуждение: он не может превозмочь восторга мечты, напевает. Второе восьмистишье звучит контрастом: лирический герой заявляет, что расстался с возлюбленной навсегда. Эта мысль кажется ему нелепой и странной, ведь девушка продолжает быть любимой и вечно желанной.
Третья строфа раскрывает суть переживаний лирического героя, именно в ней заключена философия стихотворения: мучение от расставанья может быть сладким, мука — вызывать восторг.
Наверное, это чувство знакомо многим влюблённым. Они решают расстаться, их муки искренни, но в глубине души они, как и лирический герой Брюсова, надеются, что не перейдут грань разлуки.
Композиция каждой строфы кольцевая. Первая начинается и заканчивается образом ночи. Вторая начинается с утверждения о разлуке навсегда, а в конце лирический герой ставит это утверждение под сомнение. Последняя строфа начинается и заканчивается утешением и забвением («восторгами сердце баюкаю»).
Тема стихотворения – расставание с возлюбленной и переживание этого чувства. Основная мысль: даже боль может быть сладкой, а мука рождает восторг. Когда человек влюблён, тогда и зло превращается в благо и источник вдохновения, энергии, жизни.
Краткий анализ стиха «Творчество» В. Я. Брюсова
Вариант 1
Свое стихотворение В. Я. Брюсов написал 1 марта 1895 года. Это стихотворение вошло в его первый сборник лирики.
Читая стихотворение “Творчество”, невольно задумываешься: “Кто мог написать эти строки? Безумец, место которому только в психиатрической больнице”. Так считали и многие современники автора этих строк. Действительно, в стихотворении все необычно, не укладывется в рамки сознания. “Фиолетовые руки”, которые “чертят звуки”, “месяц обнаженный”, “звуки ластятся”…Бред, абсурд!
Но если взглянуть на картины Марка Шагала, кубические лица Пикассо — увидим, что само искусство того времен было абсурдным, но не лишенным смысла. Все это объясняется тем, что эпоха рубежа веков требовала новых форм в искусстве.
Необходимо также помнить, сто Брюсов- “отец русского символизма”. Именно ему принадлежат слова, что “символизм — поэзия намеков”.
В стихотворении “Творчество” Брюсов описывает то состояние, в коором пребывает творец в минуту вдохновения. Автор говорит о двух мирах: реальном и ином мире, где уже есть все, что будет им создано. И если в начале стихотворения говорится о тени “несозданных созданий”, то в конце речь идет об уже воплотившихся творениях (“тайны созданных созданий”), но тем не мене полных тайн. Творчество продолжается, его невозможно постичь, оно хрупко, воздушно.
Брюсов соединяет в стихотворении зрительные и звуровые образы: “прозрачные киоски”, “звонко-звучная тишина”, ” при лазоревой луне”. Очень интересна композиция стихотворения, оно насыщено звуковыми повторами. Последняя строка превой строфы повторяется как вторая строка следующей строфы, а последняя строфа возвращает нас к первой.
Вариант 2
Являясь сторонником символизма в литературе, В.Я. Брюсов в стихотворении “Творчество” представил своеобразное видение протекания творческого процесса. Воплощение идеи происходит с помощью размытых образов, не совсем понятных читателю на первый взгляд. Они лишены динамики (“трепещит тень”, “тень колышется”, “руки полусонно чертят”).
Автор будто со стороны наблюдает за равномерностью в исполнении задуманного. Путь создания долог. Начало стихотворения представляет мысли поэта в предвкушении рождения нового, долгожданного труда как результата долгих раздумий и мечтаний.
Создавая необычные формы (“месяц обнаженный”, “звуки ластятся”, “фиолетовые руки”), творец дает знать, что он поэт своего времени — времени, когда властвуют символы. Использование своеобразной лексики (луна, ночь, тишины, тайна) происходило в момент вдохновения поэта, которое не покидает его на протяжении всего произведения. Лишь в последней строфе, чувствуя развязку, он с удовлетворением говорит о тайнах “созданных созданий”. Этот путь окутан тайной. Связано это с тем, что творческий процесс индивидуален. Каждый, кто имеет талант, имеет и право на свободу самовыражения, таит в душе загадку. Тайна раскрывается лишь тогда, когда поэт достигнет желаемого.
Композиция стихотворения необычна. Последняя строка в каждом из пяти четверостиший занимает место второй строки последующей строфы. Подобный повтор ставит акцент на фразах, которые автор выделяет на фоне остальных. Все, что вначале было тенью, призрачным, к концу стихотворения приближается к моменту истины, мысли приобретают формы, становятся реальностью.
Образы в стихотворении не выразительны. В их изображении отсутствует четкость границ, смысловая нагрузка. Это приводит к мысли о том, что процесс, в результате которого возникает творческий шедевр,также выглядит нелепо в начале пути. Сначала заметны лишь наброски будущих произведений (“лопасти латаний”, “прозрачные киоски”), которые впоследствии должны вылиться в “создание”.
Среди художественных средств особое место занимает аллитерация, насыщенная звуками (р), (с), (з). Они передают необычную атмосферу, завораживающую музыкальность.
Читая текст, не остается сомнений, что поэт описывает состояние в момент подъема сил, эмоций, в момент воодушевления. К использованным средствам, которые имеют выразительность, относятся олицетворения (“киоски вырастают”, “звуки ластятся”, “трепещет тень”), эпитеты (звонко-звучная тишина, обнаженный месяц). Они подчеркивают спутанность сознания в начале создания работы.
Направление, которого придерживался В.Я. Брюсов, дает возможность читателю додумать, предлагает свободу воображению.
Вариант 3
Стихотворение Валерия Брюсова «Творчество» была написано 1 марта 1985 года. Это произведение можно отнести к раннему периоду творчества поэта.
На первый взгляд «Творчество» достаточно сложное и не понятное произведение. Читая его строки не понятно, что именно хотел сказать автор, кому оно адресовано. Обороты и выражения, используемые в стихотворении («фиолетовые руки», «эмалевые стены», «месяц обнаженный»), заставляют задуматься, а был ли автор в сознании, когда писал свое произведение? Многие современники Брюсова так и не поняли смысла это творческой работы. Но сейчас мы можем проанализировать и, возможно, понять, почему автор создал такое странное стихотворение.
Если обратится к истории, и взглянуть каким было искусство на рубеже столетий, то становится понятным, что стихотворение Брюсова «Творчество» не такое уж и странное. Если вспомнить творения Шагала и Пикассо, то искусство на рубеже столетий не будет казаться таким абсурдным и бессмысленным. В то время необходимо было что-то новое, неизведанное, а от того и не понятое.
Не стоит забывать и тот факт, что Брюсов был родоначальником русского символизма. Однажды он сказал, что символизм — это поэзия намеков.
Своим стихотворением «Творчество» Валерий Брюсов пытался донести до нас состояние автора в момент работы над будущим произведением. Читая стихотворение, мы словно проходим путь от начала («тень несозданных созданий») до завершающего этапа («тайны созданных созданий») работы над произведением искусства. Но на этом путь не заканчивается. Валерий Брюсов считает, что искусство нельзя постичь полностью, оно не имеет границ и рамок.
LiveInternetLiveInternet
1. Леля Четырнадцать имен назвать мне надо… Какие выбрать меж святых имен, Томивших сердце мукой и отрадой? Все прошлое встает, как жуткий сон. Я помню юность; синий сумрак сада; Сирени льнут, пьяня, со всех сторон; Я — мальчик, я — поэт, и я — влюблен, И ты со мной, державная Дриада! Ты страсть мою с улыбкой приняла, Ласкала, в отроке поэта холя, Дала восторг и, скромная, ушла… Предвестье жизни, мой учитель, Леля! Тебя я назвал первой меж других Имен любимых, памятных, живых. 2. Таля Имен любимых, памятных, живых Так много! Но, змеей меня ужаля, Осталась ты царицей дней былых, Коварная и маленькая Таля. Встречались мы средь шумов городских; Являлась ты под складками вуаля, Но нежно так стонала: «милый Валя», — Когда на миг порыв желаний тих. Все ж ты владела полудетской страстью; Навек меня сковать мечтала властью Зеленых глаз… А воли жаждал я… И я бежал, измены не тая, Тебе с безжалостностью кинув: «Падай!» С какой отравно-ранящей усладой! 3. Маня С какой отравно-ранящей усладой Припал к другим я, лепетным, устам! Я ждал любви, я требовал с досадой, Но чувству не хотел предаться сам. Мне жизнь казалась блещущей эстрадой; Лобзанья, слезы, встречи по ночам, — Считал я все лишь поводом к стихам, Я скорбь венчал сонетом иль балладой. Был вечер; буря; вспышки облаков; В беседке, там, рыдала ты, — без слов Поняв, что я лишь роль играю, раня… Но роль была — мой Рок! Прости мне, Маня! Себя судил я в строфах огневых… Теперь, в тоске, я повторяю их. 4. Юдифь Теперь, в тоске, я повторяю их, Но губы тяготит еще признанье. Так! Я сменил стыдливые рыданья На душный бред безвольностей ночных. Познал я сладость беглого свиданья, Поспешность ласк и равный пыл двоих, Тот «тусклый огнь» во взорах роковых, Что мучит наглым блеском ожиданья. Ты мне явила женщину в себе, Клейменую, как Пасифая в мифе, И не забыть мне «пламенной Юдифи»! Безлюбных больше нет в моей судьбе, Спешу к любви от сумрачного чада, Но боль былую память множить рада. 5. Лада Да! Боль былую память множить рада! Светлейшая из всех, кто был мне дан! Твой чистый облик нимбом осиян, Моя любовь, моя надежда, Лада! Нас обручили гулы водопада, Благословил, в чужих горах, платан, Венчанье наше славил океан, Нам алтарем служила скал громада! Что б ни было, нам быть всегда вдвоем; Мы рядом в мир неведомый войдем; Мы связаны звеном святым и тайным! Но путь мой вел еще к цветам случайным; Я Должен вспомнить ряд часов иных… О, счастье мук, порывов молодых! 6. Таня О, счастье мук, порывов молодых! Ты вдруг вошла, с усмешкой легкой, Таня, Стеблистым телом думы отуманя, Смутив узорностью зрачков косых. Стыдясь, ты требовала ласк моих, Любовница, меня вела, как няня, Молилась, плакала, меня тираня, Прося то перлов, то цветов простых. Невольно влекся я к твоей причуде, И нравились мне маленькие груди, Похожие на форму груш лесных. В алькове брачном были мы, — как дети, Переживая ряд часов-столетий, Навек закрепощенных в четкий стих! 7. Лила Навек закрепощенных в четкий стих, Прореяло немало мигов. Было Светло и страшно, жгуче и уныло… Привет тебе, среди цариц земных, Недолгий призрак, царственная Лила! Меня внесла ты в счет рабов своих… Но в цепи я играл: еще ничьих Оков — душа терпеть не снисходила. Актер, я падая пред тобой во прах, Я лобызал следы твоих сандалий, Я дел терцинами твой лик медалей… Но страсть уже стояла на часах… И вдруг вошла с палящей сталью взгляда, Ты — слаще смерти, ты — желанней яда. 8. Дина Ты — слаще смерти, ты — желанней яда, Околдовала мой свободный дух! И взор померк, и воли огнь потух Под чарой сатанинского обряда. В коленях — дрожь; язык — горяч и сух; В раздумьях — ужас веры и разлада; Мы — на постели, как я провалах Ада, И меч, как благо, призываем вслух! Ты — ангел или дьяволица. Дина? Сквозь пытки все ты провела меня, Стыдом, блаженством, ревностью казня. Ты помниться проклятой, но единой! Другие все проходят за тобой, Как будто призраков туманный строй. 9. Любовь Как будто призраков туманный строй, Все те, к кому я из твоих объятий Бежал в безумьи… Ах! твоей кровати Возжжен был стигман в дух смятенный мой. Напрасно я, обманут нежней тьмой, Уста с устами близил на закате! Пронзен до сердца острием заклятий, Я был на ложах — словно труп немой. И ты ко мне напрасно телом никла, Ты, имя чье стозвучно, как Любовь! Со стоном прочь я отгибался вновь… Душа быть мертвой — сумрачно привыкла, Тот облик мой, как облик гробовой, В вечерних далях реет предо мной. 10. Женя В вечерних далях реет предо мной И новый образ, полный женской лени, С изнеженной беспечностью движений, С приманчивой вкруг взоров синевой. Но в ароматном будуаре Жени Я был все тот же, тускло-неживой; И нудил ропот, женственно-грудной, Напрасно — миги сумрачных хотений. Я целовал, но — как восставший труп, Я слышал рысий, истерийный хохот, Но мертвенно, как заоконный грохот… Так водопад стремится на уступ, Хоть страшный путь к провалу непременен… Но каждый образ для меня священен. 11. Вера Да! Каждый образ для меня священен! Сберечь бы все! Сияй, живи и ты, Владычица народа и мечты, В чьей свите я казался обесценен! На краткий миг, но были мы слиты, Твой поцелуй был трижды драгоценен; Он мне сказал, что вновь я дерзновенен, Что властен вновь я жаждать высоты! Тебя зато назвать я вправе «Верой»; Нас единила общность ярких грез, И мы взлетали в область вышних гроз, Как два орла, над этой жизнью серой! Но дремлешь ты в могильной глубине… Вот близкие склоняются ко мне. 13. Надя Вот близкие склоняются ко мне, Мечты недавних дней… Но суесловью Я не предам святыни, что с любовью Таю, как клад, в душе, на самом дне. Зачем, зачем к святому изголовью Я поникал в своем неправом сне? И вот — вечерний выстрел в тишине, — И грудь ребенка освятилась кровью. О, мой недолгий, невозможный рай! Смирись, душа, казни себя, рыдай! Ты приговор прочла в последнем взгляде. Не смея снова мыслить о награде Склоненных уст, лежал я в глубине, В смятеньи — думы, вся душа — в огне… 13. Елена В смятеньи — думы; вся душа — в огне Пылала; грезы — мчались в дикой смене… Молясь кому-то, я сгибал колени… Но был так ласков голос в вышине. Еще одна, меж радужных видений, Сошла, чтоб мне напомнить о весне… Челнок и чайки… Отблеск на волне… И женски-девий шепот; «Верь Елене!» Мне было нужно — позабыть, уснуть; Мне было нужно — в ласке потонуть, Мне, кто недавно мимо шел, надменен! Над озером клубился белый пар… И принял я ее любовь, как дар… Но ты ль, венок сонетов, неизменен? 14. Последняя Да! Ты ль, венок сонетов, неизменен? Я жизнь прошел, казалось, до конца; Но не хватало розы для венца, Чтоб он в столетьях расцветал, нетленен. Тогда, с улыбкой детского лица, Мелькнула ты. Но — да будет покровенен Звук имени последнего: мгновенен Восторг признаний и мертвит сердца! Пребудешь ты неназванной, безвестной, — Хоть рифмы всех сковали связью тесной. Прославят всех когда-то наизусть. Ты — завершенье рокового ряда: Тринадцать названо; ты — здесь, и пусть — Четырнадцать назвать мне было надо! 15. Заключительный Четырнадцать назвать мне было надо Имен любимых, памятных, живых! С какой отравно-ранящей усладой Теперь, в тоске, я повторяю их! Но боль былую память множить рада; О, счастье мук, порывов молодых, Навек закрепощенных в четкий стих! Ты — слаще смерти! ты — желанней яда! Как будто призраков туманный строй В вечерних далях реет предо мной, — Но каждый образ для меня священен. Вот близкие склоняются ко мне… В смятеньи — думы, вся душа — в огне… Но ты ль, венок сонетов, неизменен? 22 мая 1916 16. Кода Да! ты ль, венок сонетов, неизменен? Как прежде, звезды жгучи; поздний час, Как прежде, душен; нежны глуби глаз; Твой поцелуй лукаво-откровенен. Твои колени сжав, покорно-пленен, Мир мерю мигом, ах! как столько раз! Но взлет судьбы, над бурей взвивший нас, Всем прежним вихрям грозно равномерен. Нет, он — священней: на твоем челе Лавр Полигимнии сквозит во мгле, Песнь с песней мы сливаем властью лада. Пусть мне гореть! — но в том огне горишь И ты со мной! — я был неправ, что лишь Четырнадцать имен назвать мне надо.<
